— Я звонил тебе домой, ты не ответил. Я пошел сам. Такое впечатление, будто кто-то пытался сорвать твою дверь с петель.
— Кое-кто пытался, — подтвердил я.
— Но ты сам в порядке? – похоже, он вложил в вопрос больше, чем я ожидал от него.
— Я в порядке, — все это начинало уже мне надоедать. – Блин-тарарам, Билли. Если у тебя есть что сказать, валяй, не томи душу.
Он сделал глубокий вдох.
— Э… Ну… Я, типа, боюсь немного.
Я нахмурился и вопросительно посмотрел на него.
— Послушай, Гарри. Ты… ты ведешь себя как-то странно.
— А точнее?
— Ну… точнее, ты сам не свой, — сказал Билли. – Люди обращают внимание.
— Люди? – переспросил я. Нога снова разболелась. И времени у меня на все эти психологические штучки-дрючки совсем не было.
— Люди, которые тебя уважают, — осторожно объяснил он. – Ну, которые, может, даже боятся тебя немного.
Я молча смотрел на него.
— Не знаю, понимаешь ли ты это сам, Гарри. Но ты ведь можешь быть здорово жутким парнем. Я видел, на что ты способен. И даже те, кто сам не видел, тоже слышали всякого. Ты только поверь: мы все рады, что ты не из плохих парней, но если бы это было не так…
— Что? – я вдруг почувствовал себя ужасно усталым. – Если бы это было не так, что тогда?
— Был бы просто ужас какой-то. Жуткий ужас.
— Ближе к делу, черт подери, — негромко сказал я.
Он кивнул.
— Ты говоришь неизвестно с кем.
— Прости?
Он поднял руки.
— Говоришь неизвестно с кем. Или сам с собой. Вот когда я стоял за дверью, говорил.
— Да ерунда, — сказал я.
— Ладно, — сказал Билли, хотя по тону его ясно было, что я его вовсе не убедил.
— И при чем здесь вся это фигня с разговорами? Что, Бок тоже жаловался на это?
— Гарри… — замялся Билли.
— Конечно, не говорил. Потому что я ничего такого не делал, — заявил я. – Бог свидетель, я делаю порой всякие глупости, но обычно из разряда «это вряд ли получится, но все равно надо попробовать». Я не сбрендил.
Билли скрестил руки на груди, внимательно вглядываясь мне в лицо.
— Понимаешь, в этом вся и штука Если бы ты сбрендил, думаешь, ты бы сам это заметил?
Я устало потер переносицу.
— Погоди-ка, я правильно понял? Из-за того, что Бок что-то обо мне сказал, и из-за того, что ты слышал, как я разговариваю сам с собой, я вполне созрел для комнаты с мягкими стенами?
— Нет, — мотнул головой Билли. – Гарри, пойми, я не то, чтобы винил тебя…
— Вот ведь как забавно: с моей стороны это как раз выглядит обвинением, — хмыкнул я.
— Я только…
Я стукнул посохом об пол, и Билли вздрогнул.
Он сделал попытку скрыть это, но я это видел: Билли дернулся так, словно боялся, что я нападу на него.
Какого черта!
— Билли, — произнес я негромко. – В городе творятся очень поганые дела. Мне некогда. Не знаю, что такого наговорил тебе Бок, но последние два дня у него тоже выдались поганые. Он измотан. Я не держу на него никакой обиды.
— Угу, — тихо сказал он.
— Я хочу, чтобы ты вернулся домой, — продолжал я. – И я хочу, чтобы ты оповестил своих: всем сегодня нужно в полночь укрыться за своими порогами.
Он нахмурился, снял очки и протер их углом рубахи.
— Зачем?
— Затем, что Белый Совет посылает в город боевую группу. Ты же не хочешь, чтобы кого-то из твоих знакомых зацепило рикошетом?
Билли поперхнулся.
— Так серьезно?
— И мне нужно двигать. Некогда отвлекаться. – Я шагнул к нему и положил руку ему на плечо. – Эй, это же я, Гарри. Я не больше сбрендил, чем обычно, и мне нужно, чтобы вы все хоть немного еще времени мне доверяли. Скажи своим, чтобы не высовывались, ладно?
Он сделал глубокий вдох и кивнул.
— Сделаю так, как ты говоришь, дружище.
— Вот и хорошо. Я не знаю, чего это вы все так испереживались насчет меня. Но мы сядем и обсудим все это – пусть только пыль уляжется. Разберемся во всем этом. Убедимся, что у меня крыша не поехала, а я и не заметил. Обещаю.
— Верно, — кивнул он. – Спасибо. Ты это… черт, извини, а?
— Ладно, обойдемся без эмоций. А то совсем в женщин превратимся. Давай, двигай.
— Он сунул мне руку – можно считать, кулак – и вышел.
Я подождал, пока он уйдет. Как-то мне не очень хотелось спускаться в лифте вместе с ним – вдруг он испугается, что я кинусь на него с топором, или с мясницким ножом, или еще с чем таким.
Я оперся на посох и постоял с полминуты, раздумывая обо всем этом. Билли и правда переживал за меня. Настолько переживал, что боялся, что я могу сделать с ним что-нибудь. Что, черт подери, я сделал такого, чтобы напугать их до такой степени?
И следующий вопрос, который я не мог не задать себе следом за этим, совсем уже крутой вопрос.
А что, если он прав?
Я потыкал себя в лоб пальцем. Нормальный лоб, не мягче и не тверже обычного. Я не ощущал себя психом. Впрочем, лишаясь рассудка, ты сам осознаешь это? Психи никогда не считают себя психами.
— Я всегда разговаривал неизвестно с чем, — сказал вслух. – И сам с собой.
— Верно сказано, — согласился я с собой. – Если это не означает, что ты все это время жил сбрендивши.
— Обойдусь без хитрозадых реплик, — возразил я сам себе. – Работать надо. Вот и заткнись.
Насколько я мог понять, все это придумала Джорджия. Начиталась, наверное, своих учебников по психологии. Может, она даже пала жертвой какой-нибудь разновидности психологической ипохондрии, или как это там у них называется.
За окном громыхнул гром, и дождь усилился.