Барабаны зомби - Страница 9

К оглавлению

Некромантия.

Я стоял над своей могилой, пока меня не начала пробирать дрожь. Отчасти, возможно, даже от холода.

Я ощущал себя очень, очень одиноким.

Мыш огорченно вздохнул и привалился к моей ноге.

— Пошли, малыш, — сказал я ему. — Отведем-ка тебя домой. Нет смысла еще и тебя впутывать в эту историю.

Глава третья

Когда мне очень не хватает ответов на кое-какие вопросы., самое время спуститься в лабораторию.

Мы с Мышом вернулись домой на Голубом Жучке — видавшем виды (много видов!) "Фольксвагене-Жуке", моем верном боевом коне. Двери и кузовные панели у машины заменены, правда, на белые, желтые, красные и зеленые. Мой механик, Майк, сумел-таки выправить почти до изначальной формы крышку капота, которую я смял в лепешку, тараня одного нехорошего парня, но денег на окраску ее у меня не хватило, так что теперь к этой гамме цветов добавился еще и серый.

Мыш рос слишком быстро, чтобы отличаться особым изяществом, выходя из машины. Он один занимал почти все заднее сидение, и перебираясь вперед, чтобы выйти через водительскую дверь, он напоминал мне больше всего виденный мною когда-то ролик про морского слона, шествующего по автостоянке в Новой Зеландии. Проделывал он это, впрочем, с удовольствием, пыхтя и оживленно вертя хвостом. Мыш любит кататься на машине. То, что на этот раз мы с ним ездили на встречу с потусторонней гадиной на гребаном кладбище, похоже, нимало не испортило ему удовольствия от поездки. Дорога — все, цель — пустяк. Мыш вообще отличается конфуцианскими взглядами на жизнь.

Мистер еще не вернулся, и Томас тоже. Я старался не слишком беспокоиться по этому поводу. Мистер жил сам по себе, когда я подобрал его, да и потом уходил в загулы. Он способен позаботиться о себе. Томас также ухитрился прожить без моей помощи почти всю свою жизнь за исключением нескольких последних месяцев. Он уж тоже как-нибудь справится.

Глупо ведь беспокоиться о них обоих, правда?

Конечно, правда.

Я дезактивировал обереги — заклятия, оберегающие мой дом от разного рода потусторонних посетителей, и мы с Мышом вошли. Я разжег камин, и пес с блаженным вздохом растянулся у огня. Потом я снял куртку, облачился в толстый фланелевый халат, взял из ледника банку колы и спустился вниз.

Я живу в полуподвальном помещении, но люк под одним из ковров на полу ведет еще ниже — в подпол, где расположена моя лаборатория. Там круглый год царит холод, поэтому я и ношу теплый халат. Это отнимает еще одну толику романтики от окружающего чародеев ореола таинственности, зато так мне теплее.

— Боб, — окликнул я, спускаясь по складной деревянной лестнице в непроглядную темень моей лаборатории. — Разогревай-ка свои ячейки памяти. Есть работа.

Помещение осветилось двумя мерцающими золотисто-оранжевыми огоньками размером с хозяйственную свечу. Свет исходил из глазниц древнего черепа; он разгорался, так что не прошло и пары секунд, как я смог разглядеть всю полку, на которой он лежал — простую деревянную полку, уставленную свечами, дешевыми сентиментальными романами в бумажных обложках и еще какой-то мелочью.

— Давно пора, — проворчал череп. — Ты уже несколько недель ко мне не обращался.

— Время года такое, — объяснил я. — Большая часть связанных с Хэллоуином дел рано или поздно начинают казаться одинаковыми. Нет смысла обращаться к тебе за тем, что я и так знаю.

— Если ты такой умник, — буркнул Боб, — мог бы и сейчас без меня обойтись.

— Тоже верно, — согласился я, достал из кармана халата коробок спичек и принялся зажигать свечи. Начал я с тех, что стояли на расположенном посередине помещения металлическом столе. — Ты же у нас дух знаний, а я всего смертный.

— Логично, — протянул Боб. — Ты нормально себя чувствуешь, Гарри?

Я продолжал зажигать свечи — на белых металлических стеллажах и рабочих скамьях, окружавших стол с трех сторон. Полки и стеллажи мои сплошь уставлены пластмассовыми тарелками, плошками, банками из-под кофе, пакетами, коробками, жестянками, пузырьками, флягами и прочими всевозможными емкостями и наполненными всевозможными же веществами от таких обыденных как хлопковая вата, и до таких экзотических, как осьминоговы чернила. Ну, и еще я держу на них книжки и всякие тетрадки общим весом в несколько сотен фунтов; некоторые из них стоят аккуратно, а некоторые накиданы кое-как. Я не спускался в лабораторию довольно-таки давно, а уборщиков-фэйре туда не пускаю, так что на всем лежал тонкий слой пыли.

— Чего это ты вдруг спрашиваешь? — удивился я.

— Ну, — осторожно пояснил Боб, — ты делаешь мне комплименты, а это вряд ли хороший признак. Ну, и свечи ты зажигал спичками.

— И что? — не понял я.

— А то, что обычно ты делаешь это с помощью дурацкого маленького заклинания, что ты разработал, — ответил Боб. — И ты все время роняешь коробок обожженной рукой. У тебя ушло семь спичек на то, чтобы зажечь все эти свечи.

Я насупился и уронил коробок еще раз.

— Восемь, — сказал Боб.

Я сдержал свирепый рык, чиркнул новой спичкой, но сделал это с такой энергией, что сломал ее.

— Девять, — прокомментировал Боб.

— Заткнись, — буркнул я.

— Во... это легко, босс, — хмыкнул Боб. — Затыкаюсь я на раз, — он выждал, пока я зажгу оставшиеся свечи. — Уж не за тем ли ты спустился, чтобы я помог тебе в работе над новым жезлом?

— Нет, — мотнул головой я. — Боб, у меня же одна рука всего действует. А одной хрен чего вырежешь.

— Можешь зажать его в тисках, — посоветовал череп.