Мэб даже сравнивать не стоит с ничтожными смертными вроде Гривейна, или Коула, или Собирателя Трупов. Она на несколько порядков старше, безжалостней и смертоносней, чем они смогли бы стать, если повезет.
И я оказал ей услугу. Две, если быть точным.
И еще две оставался ей должен.
Долгую, мучительно-долгую секунду она смотрела на меня, а я старался не смотреть на ее лицо. Потом она негромко усмехнулась.
— Беспокоить меня? Ни в коем случае. Я здесь единственно затем, чтобы исполнить обязанности, которые должна исполнять сама, лично. Не твоя вина в том, что зов твой коснулся моих ушей.
Медленно, продолжая избегать ее глаз, я выпрямился.
— Я ожидал, что явится моя крестная.
Мэб улыбнулась. Зубы у нее были маленькие, белые, с аккуратными острыми клыками.
— Увы. Леанансидхе в настоящий момент находится в заточении.
Я едва не задохнулся. Моя крестная считалась при дворе Зимних весьма и весьма влиятельной особой, но по степени могущества не шла ни в какое сравнение с Королевой Мэб. Если Мэб решила сместить Леа, помешать этому не могло ничто — и почему-то мысль об этом привела меня в ярость, пусть и лишенную всякой логики. Конечно, Леа и сама далеко не подарок. Конечно, на протяжении нескольких последних лет она несколько раз пыталась поработить меня. И все же, при всем при этом, она оставалась моей крестной, и мысль о том, что с ней что-то случилось, разозлила меня.
— Что стало причиной ее заточения?
— Я не терплю, когда кто-либо бросает вызов моей власти, — ответила она, и бледная рука потянулась к рукояти висевшего на поясе ножа. — Определенные события уверили ее в том, что она не связана более моими словом и волей. Что ж, сейчас она на собственном опыте познаёт, что это не так.
— Что вы с ней сделали? — спросил я. Боюсь, не слишком почтительно.
Мэб рассмеялась, и смех ее звучал звонче серебряных колокольцев, слаще меда. Он рассыпался по волнам, и по земле, и по ветру, и от звуков его волосы стали дыбом, а сердце забилось в неясном предчувствии. Странное давление сгустилось вокруг меня, словно меня заперли в крошечную каморку. Стиснув зубы, я дождался, пока смех стихнет, стараясь не выказать того, что он делал со мной.
— Она в цепях, — ответила Мэб. — Она испытывает определенное неудобство. Но ей нечего опасаться моей руки. Стоит ей признать, кто правит Зимой, и она немедленно займет свое законное место. Я не могу позволить себе потерять такого влиятельного вассала.
— Мне необходимо поговорить с ней, и немедленно, — заявил я.
— Разумеется, — кивнула Мэб. – Однако она томится в процессе просветления. Поэтому я и явилась – дабы исполнить ее обязанности и наставить тебя.
Я нахмурился.
— Вы держите ее взаперти, но выполняете ее обещания?
Что-то ледяное, надменное мелькнуло в глазах Мэб.
— Данные обещания надо держать, — негромко произнесла она, и от этих ее слов снова дрогнули волны, ветер и камни. – Клятвы и сделки моих вассалов переходят на меня – по крайней мере, на то время, пока я не даю им возможности исполнить их.
— Следует ли из этого, что вы мне поможете? – спросил я.
— Из этого следует, что я дам тебе то, что могла дать тебе она, — согласилась Мэб. – И поделюсь с тобой тем знанием, которым поделилась бы с тобой она, будь она здесь во плоти, — она медленно склонила голову набок. – Знай, чародей, что я не могу сказать тебе ни слова неправды. В этом можешь на меня положиться.
Я смотрел на нее с опаской. Это правда: верховные сидхе не могут произнести ни слова неправды, но это не означает, что они будут говорить правду. Большинство сидхе, с кем мне приходилось иметь до сих пор дело, великие мастера недомолвок, иносказания и уклончивости, которые искажают необходимую правдивость их слов едва ли не эффективнее, чем прямая ложь. Доверять словам сидхе можно лишь с чрезвычайной опаской. Будь у меня возможность выбора, я бы предпочел обойтись без этого.
Однако мне ничего не оставалось. Я так и не узнал пока почти ничего о том, что делает в городе Клуб Одиноких Сердец Сержанта Кеммлера, почему, собственно, я и рискнул поговорить с моей крестной. То, что вместо нее оказалась Мэб, означало всего лишь, что риск этот увеличился.
Изрядно увеличился.
— Мне нужно знать, — произнес я, — о том, кого знают как Эрлкинг.
Мэб удивленно изогнула бровь.
— О нем? – произнесла она. – Что ж. Твоей крестной известно о нем кое-что. Что ты хотел знать?
— Я хочу знать, почему все ученики Кеммлера охотятся за экземплярами книги, которую написал о нем Белый Совет.
Сомневаюсь, чтобы любая мыслимая моя фраза могла вывести Мэб из равновесия, однако эта, похоже, оказалась весьма близка к этому. Лицо ее застыло, а вместе с ним застыл вдруг и ветер. Волны тоже словно превратились в неровную стеклянную поверхность, простершуюся у ее ног, и в них тускло отражались далекие городские силуэты и последние багровые отсветы на свинцово-сером небосклоне.
— Ученики Кеммлера, — повторила она. Глаза ее казались глубже озерных вод, на которых она стояла. – Возможно ли такое?
— Что возможно? – переспросил я.
— «Слово», — сказала она. – «Слово Кеммлера». Его нашли?
— Гм… — ответил я. – Типа того.
Ее тонкие белые брови взмыли еще выше.
— В каком смысле? Молю тебя, объясни.
— В том смысле, что книгу нашли, — сказал я. – Нашел один местный вор. Он пытался продать ее человеку по имени Гривейн.
— Любимому ученику Кеммлера, — кивнула Мэб. – Он получил книгу?