Барабаны зомби - Страница 127

127

Он убьет меня. Стоит ему завестись чуть сильнее, и он размозжит мою голову этой битой, визжа при этом как резаный.

При одной мысли об этом я сжался и попробовал накопить хоть немного магии, чтобы прикрыться от удара, а то и врезать ему. Но стоило мне напрячься, как наручники на моих запястьях вдруг ожили, сжались, и в руки мои впились десятки острых шипов, словно я угодил ими в розовый куст. Я задохнулся от боли и крепко зажмурился, чтобы не закричать.

Кассий ласково улыбнулся мне.

— Не стоит и стараться. Мы уже не первое столетие пользуемся такими, когда имеем дело с чародеями и ведьмами. Никодимус сам придумал их.

— А-а... ох, — я дернулся еще, но проклятые наручники почти не давали мне пошевелиться, и я никак не мог ослабить боль от шипов.

Кассий, сияя, наблюдал за моими мучениями. Он стоял и явно получал огромное удовольствие от моих боли и беспомощности.

Давний образ мелькнул в моей памяти: исполненный отваги и веры старик, добровольно отдавший себя в руки Ордену в обмен на мою свободу. Широ умер от самых чудовищных истязаний, какие только можно представить... да нет, я и представить таких не мог — и уж не последнюю роль тогда играл Кассий. Я закрыл глаза. Я знал, чего ему нужно. Ему хотелось причинять мне боль. Ему хотелось посмотреть, много ли боли я вынесу, прежде чем умру. И я никак не мог помешать этому.

Если только...

Я подумал о том, что Широ говорил мне тогда про веру. Для него это была теологическая и моральная истина, на которой он строил жизнь. Мне недоставало такой же веры, но я видел, как конфликтуют силы света и тьмы, как уравновешивается дисбаланс. Кассий служил едва ли не самым темным силам планеты. Широ сказал бы, что ничего из того, что он делал, не помешало бы уравновешивающей силе света — такой, как Широ и его братья-Рыцари – встать на его пути. По опыту своему я знал, что в случаях, когда объявляется что-либо по-настоящему чудовищное, один из Рыцарей да покажется.

Может, один появится и сейчас, чтобы помешать Кассию.

Блин-татарам. Если и надежда, то чертовски хрупкая.

Однако технически это было возможно. И потом, ни на что другое я надеяться все равно не мог.

Я почти рассмеялся. Чтобы пережить встречу с этим психом я нуждался в чем-то, чего у меня никогда не имелось в достатке: в вере. Вере в то, что вмешается какой-нибудь новый фактор. Опять-таки, ничего другого у меня не оставалось.

Правда, это не означало, что я не мог попытаться помочь этому вмешательству. Чем дольше я буду продолжать дышать, тем больше вероятность того, что на сцену выйдет новый персонаж – может, даже такой, который сможет помочь мне. Может, даже кто-нибудь вроде моего друга Майкла.

Нужно заставить Кассия говорить.

— Что это с тобой случилось? – поинтересовался я, открывая глаза. Я читал где-то, что люди любят поговорить о себе. – Последний раз, когда я тебя видел, ты тянул лет на сорок.

Несколько секунд Кассий молча смотрел на меня, потом оперся битой о пол.

— Это все ты с твоими дружками, отнявшие у меня монету, — ответил он надтреснутым голосом. – Пока монета оставалась со мной, Салуриэль не позволяла времени разрушать мое тело. Теперь природа берет свое – с процентами, — он помахал в воздухе правой рукой – сморщенной, пятнистой, исковерканной тем, что смахивало на застарелый артрит. – Если так пойдет и дальше, жить мне осталось не больше года.

— Почему? – удивился я. – Что, твой новый демон не остановил для тебя часы?

Он сощурил свои ледяные, рыскающие глаза.

— Я больше не динарианец, — произнес он очень тихо, очень мягко. – Когда я вышел из больницы и вернулся к Никодимусу, у него не нашлось для меня свободной монеты, — в глазах его полыхнул безумный огонь. – Видишь ли, он отдал ее тебе.

Я поперхнулся.

— Так вот что ты искал у меня дома. Динарий.

— Будь на то моя воля, я бы предпочел не Ласкиэль, но и она лучше, чем ничего.

— Умгум. Так где сейчас Никодимус? Я так понимаю, он тебе помогает?

Глаза Кассия почти совсем закрылись.

— Никодимус меня уволил. Он скал, что если я такой дурак, что не сумел сохранить свою монету, то вполне заслуживаю того, что со мной свершилось.

— Надо же, каков.

Кассий пожал плечами.

— Он человек властный, он не терпит дураков. Когда ты умрешь, и монета Ласкиэли станет моей, он примет меня обратно.

— Не слишком ли ты в этом уверен? – заметил я.

— А что, есть причина, по которой это не так? – он с усилием повернулся к своему вещмешку. – Тебе стоит упростить все для нас обоих. Я желаю сделать тебе предложение. Отдай ее мне сейчас же, и я сделаю твою смерть быстрой.

— У меня ее нет, — сказал я ему.

Он сипло рассмеялся.

— Так много мест, в которых ее можно спрятать, — сообщил он. – Если ты хранишь ее на себе, чуть больше боли – и ты сам выронишь ее, — он достал из мешка небольшой лобзик и положил его на пол. – Я знал как-то человека, который проглотил свой динарий и проглотил бы его еще раз, если бы тот вышел ненароком.

— Мбюэ, — произнес я.

Следом за лобзиком Кассий вынул из мешка плоскоголовую отвертку и положил ее рядом с лобзиком.

– И другого, который взрезал себе живот и положил монету в брюшную полость, — он вынул из мешка зловещего вида нож с крючковатым лезвием для резки линолеума и задумчиво подержал его в руке. – Скажи мне, и я просто перережу тебе горло.

— А если не скажу? – спросил я.

Он срезал ножом заусенец на желтоватом ногте.

— Что ж, отправлюсь на поиски сокровища.

127