— Есть только одна загвоздочка, Коул, — произнес я.
Коул начал было отворачиваться от меня, но застыл.
— Да?
— У вас до сих пор нет «Слова». И как вы рассчитываете пережить Темносияние без него?
Вместо ответа Коул осторожно снял мой револьвер с боевого взвода и отвернулся. И делая это, он смеялся – негромко, но смеялся. Он двинулся прочь, и Кумори пристроилась к нему сбоку. Дождавшись ее, Коул бросил мой револьвер в траву, поднял руку и словно раздвинул ей воздух перед собой. Я ощутил возмущение магической энергии, когда он раздвинул завесу между материальным миром и Небывальщиной, и они ступили в нее – прямо с Мёрфиного двора. Прореха между мирами закрылась за спиной у Коула, и двор снова опустел, словно никого и не было.
Я остался сидеть в темноте под дождем один. Откуда-то издалека, сверху, донесся звериный вой.
По логике вещей он должен был бы напугать меня, но я чувствовал себя так хреново, что мне хотелось только лечь и закрыть глаза. Хоть на минуту. Правда, я понимал, что если поступлю так, я не смогу открыть их скоро. Может, и никогда.
Надо было узнать, что с Баттерсом и Мышом. Я перекатился на живот и подобрал свой посох, потом прополз на карачках еще пару футов и подобрал материнский амулет. Потом встал. В голове пульсировала тупая боль, и я ненадолго наклонил голову, подставив затылок дождевой воде. Я постоял так немного, и боль чуть унялась – по крайней мере, настолько, что я мог уже ее терпеть. Башка у меня закаленная: ей доставались плюхи и круче, да и времени нянчиться со своей болью у меня не было. Я пару раз глубоко вздохнул-выдохнул, а потом поплелся на кухню.
В кухне царила темнота. Горевшие в ней свечи погасли все до одной. Я поднял пентаграмму над головой и засветил ее. Потом еще раз осмотрел кухню в ее серебристо-голубом сиянии.
Кухня была пуста. Никаких следов ни Мыша, ни Баттерса – и никаких следов борьбы. Мой страх немного унялся. Если Кумори обнаружила их, она наверняка оставила бы за собой следы насилия: кровь, перевернутую мебель. Баттерсовы записи так и лежали аккуратной стопкой на краю кухонного стола.
Дом у Мёрфи небольшой, и мест, где мог бы укрыться Баттерс, в нем не так уж много. Я прохромал в гостиную, потом по короткому коридору в спальни и ванную.
— Баттерс? – негромко окликнул я. – Это я, Гарри. Мыш?
В дверь платяного шкафа за моей спиной вдруг поскреблись, и я едва не подпрыгнул до потолка. Я совладал с резко участившимся сердцебиением и открыл дверцу шкафа.
Баттерс с Мышом сидели на полу шкафа. Баттерс сидел у задней стенки, а Мыш, несмотря на несколько помятый вид, прочно обосновался между Баттерсом и дверью. При виде меня хвост его заколотил по стенке шкафа, и он полез из него ко мне.
— Ох, слава Богу, — выдохнул Баттерс. Следом за Мышом он выбрался из шкафа. – Вы в порядке, Гарри?
— Бывало и хуже, — заверил я его. – Вы-то как? Что случилось?
— Мм… — произнес Баттерс. – Я смотрел, как вы там, во дворе. А потом… ну, потом что-то такое появилось внутри этого вашего круга из колючей проволоки. И я… Я плохо разглядел, но ветер залил окно водой, и мне показалось, я видел, как что-то двигалось за окном, и… И я закричал и вроде как в панику ударился, — он залился краской. – Извините. Я… я просто такой маленький был по сравнению с этой тварью. Я перепугался.
Он забился в нору. Что ж, возможно, это и не самая глупая реакция на появление разъяренного властелина фэйре.
— Не переживайте, — сказал я. – Мыш оставался с вами?
— Угу, — подтвердил Баттерс. – Кажется, да. Он попытался выскочить наружу, когда та тварь в круге завизжала. Я даже не понял, что держу его за ошейник, когда я… ы…
Лицо Баттерса слегка позеленело, он выдавил из себя: «Извините», — и бросился в ванную.
Я услышал, как его выворачивает наизнанку, и, нахмурившись, повернулся к Мышу.
— А знаешь что? – сказал я ему. – Мне плевать, будь Баттерс нашпигован гамма-излучением, или будь у него зеленая кожа, или розовые портки. Он при всем желании не мог бы затащить тебя в шкаф.
Мыш посмотрел на меня и с загадочным выражением склонил голову набок.
— Но это означает, что все было с точностью до наоборот. Что это ты затащил Баттерса в убежище.
Мыш разинул пасть в довольной собачьей ухмылке.
— Но из этого следует, что ты понимал, что Кумори тебе не справиться, и что она представляла опасность для Баттерса. И ты знал, что я хотел, чтобы ты защищал его. Значит, это ты решил вместо того, чтобы драться или удирать, спрятать его, — я нахмурился. – А собакам не положено быть такими хитрозадыми.
Мыш негромко фыркнул, тряхнул лобастой башкой и повалился на пол пузом вверх, чтобы я почесал ему розовые паха.
— Ну и черт с ним, — сказал я, уступая его умильной ухмылке и наклоняясь, чтобы почесать ему пузо. – Ты это честно заработал.
Спустя пару минут из ванной появился Баттерс.
— Прошу прощения, — произнес он. – Нервы. Я… гм… Гарри, мне очень жаль, что я удрал вот так.
— Укрылись от противника, — поправил я. – В военных делах, когда вам не хочется говорить, что вы драпали как заяц, вы всегда можете сказать, что «укрылись от противника». Звучит более героически.
— Верно, — согласился Баттерс, покраснев еще сильнее.
— Это очень занятное дело – укрываться от противника, — заметил я. – Я так все время укрываюсь.
— Так что случилось? – спросил Баттерс.
— Я вызвал Эрлкинга, но мне помешали запереть его. Они зашли в дом, совсем ненадолго, и… — я вдруг поперхнулся. Мое облегчение от того, что с Баттерсом и Мышом ничего не случилось, начало таять, потому что до меня дошло, наконец: Кумори искала в доме вовсе не их.